Оксфорд и Кембридж. Непреходящая история  - Петер Загер

Университетский музей, как матрешка, прячет внутри себя другой – самый необычный в Оксфорде Музей Питт-Риверса, пристроенный в 1885 году с задней стороны. Застекленные стеллажи тесно примыкают друг к другу под огромным двенадцатиметровым тотемным столбом с острова королевы Шарлотты у побережья Канады, и каждая витрина буквально нашпигована приборами, оружием, одеждой, экзотическими предметами вроде масок, ножей, амулетов, зажигалок и опиумных трубок, поясов, пилочек, сушеных голов; имеется там и эскимосский дождевик из тюленьих кишок. Ощущение такое, будто вы попали в чулан, где в совершенном беспорядке валяется все, чем пользовались люди далеких и древних культур и, наконец, выкинули вон.

Этот музей человечества, полное название которого – Музей антропологии и всемирной археологии Питт-Ри верса, восходит к генералу Огастесу Генри Лейн-Фоксу Питт-Риверсу. Он принимал участие в Крымской войне и по поручению армии изучал историю развития огнестрельного оружия. Как и Дарвин, Питт-Риверс был одержим идеей эволюции, но у него речь шла об эволюции предметов. От простого к сложному, от мушкета к винтовке, и вот с 1852 года он начал собирать и сравнивать разные виды огнестрельного оружия, кремневые наконечники стрел, замки, ключи, всевозможные приспособления и приборы, пока его лондонский дом был в состоянии все это вместить. Около двадцати тысяч этнографических и археологических объектов передал он в 1883 году Оксфордскому университету, который в том же году по условию дарителя открыл кафедру антропологии, первую среди британских университетов.

Питт-Риверс хотел, чтобы в его музее по возможности большее количество пригодных для сравнения экспонатов было выставлено поблизости друг от друга – по типологическому, а не по географическому или хронологическому принципу. Полезная система, от которой в других местах отказались, пришлась ко двору: получилось чисто викторианское собрание, немного школьное, но уж никак не скучное. Даже подписи к экспонатам, в основном старые, выполнены чернилами от руки. На фоне нынешних музеев, где вещи пропадают в виртуальных пространствах, старомодное очарование Питт-Риверса выглядит едва ли не революционным.

В 1944 году в Оксфорде, будучи студентом художественной школы Слейда при Лондонском университете, скульптор Эдуардо Паолоцци большую часть свободого времени проводил в этом музее, приходя в восторг от африканских масок и фетишей викторианской «камеры чудес», исполненной грез об имперском прошлом. «Что-то жуткое есть в этом месте», – говорит инспектор Морс Колина Декстера, расследуя дело «дочерей Каина». Из 52-го зала музея исчез нож, который потом оказался в спине некоего наркоторговца. А теперь, будто ничего и не происходило, он вновь находится в 52-м зале – родезийский охотничий нож с деревянной ручкой. А изображение орудия убийства с автографом Колина Декстера отпечатано на открытках, которые продаются в музейном магазинчике.

Сегодня в Музее Питт-Риверса насчитывается более миллиона экспонатов (и это при хронической нехватке средств, как и у любого университетского музея).

В филиале на Бэнбери-роуд, 60 выставлено удивительное собрание музыкальных инструментов со всего мира: носовые флейты из Ассама, английские гобои из коровьего рога, китайские поющие стрелы, которыми стреляли, чтобы подать сигнал, когда по стране путешествовал император, дабы народ успел своевременно исчезнуть из поля зрения правителя. Не пропустите Музыкальный сад позади здания. Там есть растения, из которых делаются музыкальные инструменты, и растения с говорящими именами: трубные лилии, ангельские трубы, рожковые фиалки, колокольчики, тюльпаны Берлиоза и розы Генделя.

Позади Университетского музея вдоль Саут-Паркс-роуд простирается территория науки, владения естествоиспытателей. Лаборатории Лабленда представляют собой конгломерат зданий из кирпича, стекла и бетона, в архитектурном отношении также являя собой антимир по отношению к центральным колледжам.

Чуть ли не до середины xx века в Оксфордском университете главенствовали гуманитарные науки. Хотя не было недостатка и в выдающихся ученых-естественниках, начиная с Роджера Бэкона и заканчивая учеными из Уодхэм-колледжа, основавшими Лондонское Королевское общество. Ведь из тени церковной и литературной ортодоксии естественные науки вышли лишь к середине XIX века. О начале Ренессанса свидетельствовало строительство Университетского музея. Впервые естественно-научные дисциплины, прежде разведенные по разным корпусам, сошлись под одной крышей. Правда, ненадолго. Уже в 1872 году физики выехали оттуда – в расположенную по соседству Кларендонскую лабораторию, один из множества новых институтов, возникавших тогда вокруг Университетского музея.

Благодаря Кларендонской лаборатории, основанной в 1870 году, на несколько лет раньше более знаменитой кембриджской Кавендишской лаборатории, Оксфорду удалось восхождение к самым вершинам атомной физики и лазерных исследований. Главной движущей силой его стал Фредерик Линдеманн – физик, космополит, эксцентрик, возглавлявший лабораторию с 1919 года, а во время Второй мировой войны весьма влиятельный советник Уинстона Черчилля.

Линдеманн, получивший прозвище Проф, – единственный в истории профессор, когда-либо принимавший участие в Уимблдонском теннисном турнире. Он учился в Берлине, тогдашнем центре теоретической физики. По его инициативе такие ученые, как Франц Займон и Курт Мендельсон, уехав из гитлеровской Германии, оказались в Кларендонской лаборатории, где в 1933 году впервые в Англии ими был получен жидкий гелий. В новом здании лаборатории, корпусе Линдеманна, открытом в 1939 году, команда под руководством Франца Займона работала над программой Tube Alloys («Трубные сплавы»), как для отвода глаз называли разработку атомной бомбы. Сегодня ученые из Кларендонской лаборатории создают в том числе и приборы для экспедиций NASA на Марс и Титан, спутник Сатурна, расположенный в семи годах полета от Земли.

Позади Кларендонской лаборатории в Лабленде расположились лаборатории химиков, анатомов, фармакологов, ботаников и биогенетиков, а над ними возвышается восьмиэтажный Институт микробиологии. С момента открытия в восточной части Саут-Паркс-роуд школы патологоанатомов (1927) сэром Уильямом Данном противники вивсекции неоднократно выступали с протестами. Патологоанатому Говарду Флори совместно с биохимиком Эрнстом Борисом Чейном, приехавшим из Берлина, в 1939 году удалось совершить решающий прорыв в изучении лекарственных свойств пенициллина, уже открытого в Оксфорде в 1928 году Александром Флемингом.

Как и кембриджские коллеги, оксфордские естествоиспытатели создавали все новые высокотехнологичные производства и открывали новые лаборатории на окраинах города. Особенно успешным оказалось сотрудничество университета с производством в области биотехнологий – коммерциализованные научные исследования по американской модели. На медико-биологические исследования Оксфордский университет выделяет почти триста миллионов евро в год – больше, чем Кембридж. «Это просто штамп, что Кембридж якобы обитель естественных наук, в то время как Оксфорд – оплот гуманитарных наук; сегодня это не соответствует истине», – говорит Алан Райан, ректор Нью-колледжа.